Андрей Деллос

О Петербурге говорить очень сложно: это явление абсолютно иррациональное и таинственное, уму непостижимая концентрация шедевров архитектуры и искусства, да и вообще у каждого человека к нему свое сугубо индивидуальное отношение. Я никогда не мог воспринимать его как турист. Для меня это город прекрасного прошлого, великой утраченной культуры и грез из всего прочитанного – и я рассматриваю его не как реальность, а как волшебную связь с прошлым. И связь эта возможна только через воображение и сохранившиеся «медиумы времени»: места, предметы, что угодно – главное, ты сам должен открывать для себя эту странную реальность. Я убежден, что здесь обязательно нужно быть первооткрывателем. Ведь все, что мы как бы знаем о Северной столице, – всего лишь мираж. Ну, например, самая базовая информация: в честь кого назван город? Абсолютное большинство скажет, не задумываясь, – в честь основателя Петра I. Но это был бы чистый бред! Ведь имя-то – Санкт-Петербург, а Петр I хоть и был крут, но святым никак сам себя не мог провозгласить и городу дал имя своего небесного покровителя. И дальше, все 300 лет, с одним только именем – запутанный клубок исторических противоречий, драм, трагедий: Петербург, Санкт-Петербург, Петроград, Питер, Ленинград… Это самый что ни на есть северный сфинкс, город-призрак, так что познанию его нужно посвятить жизнь – и каждый раз прорываться сквозь зазеркалье времени. Люди, вооруженные путеводителями, компьютерами и навигаторами, зря тратят свое время: Петербург не подчиняется практичному подходу современности. Он требует много любви и знания своей истории, чтобы допустить в свои потайные глубины, где, собственно, и хранятся самые бесценные сокровища.

Еще один иррациональный момент: Петербург – уникальное хранилище нашей исторической памяти. В советское время, когда прошлое рубили под корень, его как-то пощадили, и теперь только он и хранит дух великолепия русской культуры XVIII-XIX веков. Но без серьезной многомиллиардной поддержки государства Петербург поставлен на грань полуисчезновения: дух тлена и разрушения, которые невозможно скрыть за отреставрированными фасадами, любим только знатоками и романтиками. Для большинства современных туристов Питер – интересный, но очень уж заброшенный город без современных инфраструктур. Бывшая столица бывшей империи. К сожалению, здесь умирание и его поэтизация – не часть мифа и культурного капитала, как, например, в Венеции. А оборотная сторона медали – исключенность из богатой современной жизни – очень печальна: в отличие от той же Венеции наша Северная столица и ее окрестности страшно недооценены и, как следствие, не входят в сферу деятельности богатейших мировых фондов и высокого престижного туризма. Наше общество совершенно равнодушно к сохранению и оживлению своих исторических богатств. Вот французы в этом отношении – просто гении рекламы: они в своей стране подают под соусом объекта культурного наследия любой сарай, придав ему соответствующую легенду. И ведь работает! А у нас очень любят скорбеть, какой России мы лишились, – это, конечно, честно, но крайне непродуктивно. К сожалению, люди просто не знают, что потери России реально ничто по сравнению с разрушением Франции после Великой французской революции – практически все было сожжено и разграблено, и это была настоящая трагедия. Но посмотрите, как возвеличены все остатки культурного наследия Франции, и сравните, в какой глубокой летаргии равнодушия разрушается столица Российской империи…

К счастью, для желающих изучать сокровища Петербурга он более чем доступен. И я хочу поделиться моим опытом в открытии отдельных его феноменов, которые сыграли в моей жизни невероятную роль. Я собирал свои петербургские сокровища по крупинкам с того момента, когда впервые приехал в Ленинград в 12 лет. С тех пор я бывал там тысячи раз, но очень мало продвинулся на пути познания этого слишком огромного мира. И я решил, что нужно сосредоточиться на конкретном, – только так можно хоть как-то поймать эту ускользающую и поистине безграничную красоту.

В моей коллекции впечатлений под номером один идет посещение Ораниенбаума, «дачи» Екатерины Великой. В ряду великолепных загородных дворцов он стоит очень неприметно, показывают его только летом и только часть. Но мы приехали специально зимой, когда там не было ни души, и только нас допустили во все фантастические интерьеры Китайского дворца, сверкавшие под слоем инея. Мы попали в замороженный XVIII век: сумасшедшее мастерство, изящество, роскошь напоминали видение из «1001 ночи». Откуда на краю европейского мира возник вдруг этот шедевр? Дело в том, что Россия тогда была самой вожделенной страной для великих мастеров Европы: они оттягивались по полной, реализуя самые сумасшедшие мечты, императоры денег на искусство не жалели, и мастерство русских умельцев было почти бесплатно. Вот, например, Стеклярусная комната, созданная из ломоносовского стекляруса, в Европе была бы просто немыслима по дороговизне. Ломоносов создал совершенно авангардное производство уникальных материалов из стекла, что придало российскому искусству еще больше блеска. Но вот парадокс его недооцененности: уникальные вышитые панно Стеклярусной комнаты до последнего времени атрибутировались как французская работа! И в то время второсортный «кунштюк» Янтарной комнаты удостоился невероятного пиара, подлинно живой шедевр даже нигде не упоминается! В общем, открытие Китайского дворца в Ораниенбауме было как озарение: я окончательно убедился, что величайшее искусство может быть чрезвычайно легкомысленным, а создатель этого шедевра, итальянский архитектор Антонио Ринальди, стал моим любимым мастером той эпохи. В Петербурге он много чего прекрасного понастроил, но есть ощущение, что это делали совершенно разные личности – так его кидало из стороны в сторону, настолько он непостижим и прихотлив! В Ораниенбауме он поймал и воплотил мечту, и благодаря ему в наших снегах расцвел мировой стиль экзотики – Chinoiserie. Я всю жизнь влюблен в этот стиль – и в работе над «Турандотом» вдохновлялся прежде всего волшебным созданием Ринальди.

Под номером два еще одно малоизвестное сокровище – Галерея в парке Царскосельского дворца, созданная другим гением XVIII века Чарльзом Камероном, шотландским архитектором-романтиком и великим знатоком римской античности. Этот фантастический проект матушки-Екатерины – воссозданные во всем великолепии античных традиций, но на российской почве Римские термы – абсолютный шедевр в своем жанре. Но внутри есть и малая жемчужина, которая дает представление о баснословном уровне декоративного мастерства эпохи. Это Агатовые комнаты – инкрустированные разными породами полудрагоценных камней павильоны для отдыха, выполненные с безупречным классическим вкусом в сочетании с чисто римской роскошью. К великому сожалению, как и все сокровища Петербурга и его окрестностей, галерея пострадала от войны, а долгая реставрация так и не вернула ей былого великолепия. Конечно, реконструкция – невероятный героизм и подвиг, но все же, если мне нужно вдохновиться временем, стилем, мастерством, я ищу оригиналы. Поразительно, но они обладают такой магией и энергетикой истинного искусства, что просто сшибают с ног.

Так, под номером три у меня крошечный шедевр сохраненного оригинального искусства – Дубовый кабинет Петра I в Петергофе. Это произведение французского мастера Николя Пино времен Людовика ХIV и Регентства. Была заказана библиотека для императора, и далее по прекрасной русской традиции – полная свобода действий. И ребята оттянулись! Они изготовили 14 масштабных резных панно невероятного мастерства и полета фантазии. Во всем мире это называется boiserie, и этим искусством французы обольстили весь мир, а для меня это просто райское наслаждение. Версаль был славен своими резчиками, но такого искусства, как в Дубовом кабинете Петергофа, нет даже там. Так что кто-то с восхищением взирает на новодельную золоченую бронзу Каскада с фигурой Самсона, с вожделением разрывающего пасть бедному льву, а я бегу на свидание с волшебными деревянными панелями. Ну разве не интересно, почему в Версале практически те же ребята делали менее яркие работы, чем на болотах Петергофа? А я вот знаю, что Людовик был очень жестким начальником стройки, он делал великий проект дворца. А у нас был сплошной разгуляй, позволявший воплощать самые сказочные мечты.

И в финале не могу не сказать о шедеврах тульских мастеров, находящихся частью в Эрмитаже, частью в Павловске. Вот уж воистину русское чудо – фантастические «черные бриллианты», выполненные по уникальной технологии обработки металла для Екатерины Великой. «Тульские бриллианты» всегда были редкостью и ценились необычайно как тогда, так и сегодня на мировых аукционах. В интерьерах «Кафе Пушкинъ» и «Турандота», а также в тех, которые мы создаем за границей, я с гордостью за свою страну воспроизвожу мотивы уникальных шедевров, вдохновленных в том числе петербургскими сокровищами. И мечтаю о том времени, когда мы все наконец-то научимся ценить сказочное богатство, которое совершенно бесплатно принадлежит нам всем.