Андрей Деллос

Недавно Дональд Трамп очень обидел мэра Парижа, процитировав своего друга, давно там живущего: «Париж сегодня – совсем не тот». Однако для парижан, которые согласятся скорее с мнением американского президента, чем собственного мэра, этот город все равно остается единственным и неповторимым – когда живешь в этом богатстве истории и традиций всю жизнь, внешние изменения, пусть даже очень зловещие, тебя не сильно затрагивают. Мне невероятно повезло: я застал в Париже то время, когда волшебство реально царило в самом воздухе, и эту пронзительную картинку невозможно забыть. Наверное, это и сохраняет любовь к городу навечно.

Единственное, что не меняется в Париже, – это сами парижане и их образ жизни. Они по-прежнему беззаботны и не любят напрягаться, но при этом очень любят свою работу, чудовищно эгоистичны, но беспримерно обаятельны в этой своей детской любви к самим себе. И есть в городе место, как будто хранимое Богом, где остался нетронутым и сохранил свое очарование старый парижский мир. Это легенда и душа Парижа – знаменитый блошиный рынок. Я его поклонник и завсегдатай уже как минимум 30 лет, да что говорить – я там практически живу и каждый раз запросто встречаю весь мир: от Вуди Аллена до Мадонны, которые там абсолютно растворяются и становятся обычными людьми. Как правильно подойти к этому парижскому феномену? Уж точно не с путеводителями, особенно американскими. Это туфта с прописными истинами, нисколько не передающая характер места, полного тайн и в то же время всегда открытого для чистой детской радости. Marché aux puces – истинно французский великолепный спектакль из жизни Парижа. И так было последние сто лет: там время волшебным образом остановилось. Поменялись, конечно, сами вещи – уже реже встретишь старину, бронзу и позолоту. Рынок все больше заполняется пластмассовым стилем 60-х. Это раньше знатоки, привыкшие к эстетике Людовиков, воротили нос от XIX века – теперь он стал высокой роскошью. Эти тоскливые изменения разочаровывали, впрочем, я быстро понял, что бешеную энергию этого места не порушить ничем. Главное, люди те же и то же вечное обсуждение нескончаемых легенд. Ну, например, как намедни купленный на блошином рынке стол со столешницей из твердых камней оказался шедевром из дворца Людовика ХIV, и теперь Лувр бьется за то, чтобы приобрести его.

Но есть истинная правда этого места – авантюрный дух поисков сокровищ в груде мусора. И здесь все возможно! «А вдруг из пепла нам блеснет алмаз, блеснет со дна своею чистой гранью…» Мир антиквара – абсолютно отдельный мир, и неважно, идет ли речь о VII округе с его роскошными галереями или об этом «дне» – блошином рынке. Это все из области Индианы Джонса: страстный поиск «алмаза в пепле» и полная уверенность, что ты увидишь то, мимо чего прошли все. Я застал те времена, когда Бернар Стейниц, совершенно гениальный антиквар, владелец самой престижной галереи в центре Парижа, каждую субботу в шесть часов утра садился за стол в своем дворике на блошином рынке и начинал принимать «поставщиков». Это была довольно внушительная процессия, и каждый вынимал из самых жалких тачек и выкладывал на стол сверток, обязательно завернутый в грязные газеты и... Это было зрелище! То была уникальная школа старых антикваров: Бернар долго все это ощупывал – и только после этого выносил приговор. Я сначала был, конечно, в шоке, но потом понял то, чему не учат ни в музеях, ни в академиях: чтобы понять вещь и установить ее подлинность, нужно ее погладить, ощутить во всех деталях тактильно. «Поставщиков» Стейница волновало только «купит – не купит». Но после «кастинга» в углу двора образовывалась некая куча, которую, скорее всего, ждало блестящее будущее: путевка «из грязи да в князи» – это и есть уникальная машина по бесперебойной поставке шедевров на весь мир. Как-то я сфотографировал на столе Стейница очень изящную вещицу – часы с довольно раскормленной теткой и херувимом. И что вы думаете? Спустя пять лет я увидел их в каталоге среди самых уникальных и дорогих вещей величайшего Андре-Шарля Буля, мастера двора Людовика XIV.

Конечно, я рассказываю об очень «секретной» стороне блошиного рынка – это тайна за семью печатями и никто нечленам этого элитного клуба ничего не продаст и даже не покажет. Тайна сделки и советский принцип «торговли из-под полы» – святое, и ни один маршан не нарушит вековой устав чести. «Засветить» самовольно означает «спалить вещь» – ее цена сразу падает в десятки раз.

Особо хочу остановиться на неиссякаемом источнике скрытых шедевров блошиного рынка – глухой провинции и деревенских старьевщиках. Дело в том, что периодически великолепные французские замки меняют собственников, а те вынуждены платить чудовищный налог на наследование. Именно тогда все «старье» сгребается «мусорщиками» и целыми грузовиками отправляется на парижский рынок. Есть ли риск купить здесь подделку? Еще какой! Как показывают последние события, от этого не застрахован даже Версаль со всеми своими экспертами. А вот старых антикваров с опытом и чутьем, воспитанных в многовековых традициях блошиного рынка, обмануть практически невозможно. Я помню две изумительные фигуры весталок школы Фонтенбло, купленные за 600 евро, – они были объявлены парижскими экспертами шедеврами чуть ли не Бенвенуто Челлини и приобретены за невероятные деньги, кажется, Кливлендским музеем. Но потом их куда-то «слили» – я их больше нигде не видел. Это тоже обычный ход, когда еще одна экспертиза подтверждает, что все-таки это fake. Но подделки подделкам рознь. Это может быть реплика того же времени, и это очень даже здорово, может быть работа XIX века – и это по-своему красиво, а может быть коммерческий fake XX века – и это плохо. Но главное, нужно понять, что блошиный рынок – это своего рода армия со своими солдатами, полковниками и генералами. Посторонним ни за какие деньги не продадут хорошее – есть иерархия. Покупать же можно только у «генералов» – галеристов, которые за все берут на себя ответственность и могут качественно оформить все под ключ.

Если же вы все-таки хотите что-то приобрести просто из удовольствия, нужно как минимум изучить географию места: marché aux puces – это целый комплекс, огромный и разнообразный. Ходить там без сопровождения грамотного «аборигена», знающего места «изнутри», – дело утомительное и бесперспективное. Я сам ходил там много лет без толку, и только после «инициации» моего друга-антиквара, который не один день водил меня и разъяснял все секреты, я понял всю сложность работы этого необычайного организма. Как всякий настоящий антиквар, прежде чем переехать на Левый берег, он начинал на блошином рынке и оставался там без малого 15 лет. Ведь в чем фишка знаточества произведений искусства? Это не дается ни образованием, ни работой в музее или престижной галерее. Я вот с детства был совершенно помешан на истории искусства и, будучи крайне упертым, приобрел изрядные знания предмета. Но они были совершенно стерильны, не наполнены жизненным опытом. Когда мы обсуждали вещи с Бернаром Стейницем, он просто падал от смеха – настолько мои познания в антиквариате были далеки от реальности. Мы подружились, потому что я искренне любил это дело, но не понимал, как стать знатоком. И только пройдя у Стейница настоящую «школу жизни», я понял, что знание искусства – это, конечно, безграничная влюбленность в предмет плюс вкус и практика. Практика – это трогать, ощущать, ну а вкус – это, понятно, от Бога, это вопрос таланта. Моя жена Женя тоже прошла этот путь, в результате чего появилась галерея антиквариата «Турандот». Да, она окончила школу при Лувре, но решающую роль играет ее изумительный вкус, который развился в знания благодаря бесценному общению с выдающимися антикварами. Или вот одна моя знакомая во Франции вдруг решила открыть галерею, при этом сказав, что никакое образование по истории искусства ей не нужно. Когда я зашел в ее галерею посмотреть, что получилось, просто остолбенел: это было самое странное и невообразимое собрание вещей, но каждая вещь поражала своей изумительной красотой и это невозможно было забыть. Галерея пользовалась большим успехом, но светской даме все это надоело и она решила распродать коллекцию. В Нью-Йорке прошли два больших аукциона, и она стала чудовищно богатым человеком. Несмотря на изрядное количество подделок, это была самая красивая коллекция, которую я когда-либо видел, и поражала она фантастическим вкусом.

Конечно, «охота за сокровищами» в дебрях блошиного рынка – это дело увлекательное, но требующее подготовки. К счастью, не это главное. Непреходящая его ценность – уникальная атмосфера. Я вот как-то сформулировал, как бы хотел провести свою старость. Сначала я думал, что хотел бы работать старушкой в музее, но потом передумал: я хочу быть просто маршаном marché aux puces и сидеть на солнышке, рассказывая бесконечные байки из жизни искателей сокровищ. Это люди, далекие от коммерции, просто по старинке радующиеся жизни во всей ее полноте. Деньги их не волнуют, и все они очень небогаты. Они просто «хорошо сидят», а это – счастье, которое пропало уже повсеместно, даже в России. К великому сожалению, этот уникальный мир на грани выживания: его обороты за последний год сократились в семь раз, и настроение у людей соответствующее. Хочется верить, что они выживут, – их любовь к своему делу неистребима, да и огромные «резервы» старых вещей должны появляться на свет божий… Так что самое милое дело – отправиться на прогулку просто ради познания чудесного заповедного мира. Но стоит поспешить, ведь феномены истинно парижского духа и образа жизни тают с неумолимой быстротой…